Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий

— Вы где в Москве останавливаетесь?

— У товарища, — ответил Иван Григорьевич, имея в виду подполковника Зинченко.

— Если что — прошу ко мне, — предложил Марина. — Я себе облюбовал «Украину». Прекрасный отель. Стены — толстые, звукоизоляция — полнейшая. Ну а что касается «жучков», а где их нет?

— А лучше — приезжайте ко мне, — сказал старик. — После смерти жены я живу одни. У меня под окнами Краснопресненский парк. Запишите мой телефон…

Прежде чем посетить институт молекулярной биологии, Иван Григорьевич прямо с вокзала отправился на Усачевку, к своему бывшему связнику Капитону Егоровичу Зинченко.

У метро «Спортивная» позвонил из автомата — трубку никто не взял. Может, телефон отключили? За неуплату. Такое сейчас бывает часто. Пошел на квартиру. Дома никого не оказалось. Иван Григорьевич сильно не огорчился. У него был адрес еще одного коллеги — полковника Бахмутенко, известного в ученом мире под фамилией Подолец. К нему он и направился.

В бытность их совместной работы в Америке Алексей Ярославович Бахмутенко был гражданином Канады, в военном колледже преподавал персидский язык. По заданию канадской разведки профессор Подолец не однажды выезжал в Тегеран, где у него были надежные друзья. Они его считали канадским разведчиком и оказывали ему услуги, в большинстве случаев за деньги.

Алексей Ярославович регулярно посещал Пентагон. Он был крупным специалистом в области применения биологического оружия восточными правителями. Этот ученый доказал, что самое древнее оружие массового поражения — биологическое — существует с тех пор, как возникло государство. Царствующие монархи всегда стремились иметь оружие, которое в кратчайшие сроки могло бы сокрушить соседа.

Майор Подолец обладал феноменальной памятью, и его охотно приглашали в Исследовательский центр в качестве лектора и консультанта. Здесь, на виду у сослуживцев, встречались и обсуждали научные проблемы канадский биолог Стефан Подолец и профессор из Пентагона полковник Джон Смит. Ни одна живая душа в Пентагоне не заподозрила, что это давние друзья, воспитанники Московской Высшей школы КГБ. В стенах Пентагона они обменивались информацией, которая по отлаженным каналам попадала в Москву. Благодаря этим разведчикам Москва знала, какое оружие против человечества по заданию своих правительств готовят ученые Соединенных Штатов и Канады. Коллеги работали до тех пор, пока на командные высоты в советскую компартию не пришли агенты влияния — люди ЦРУ.

Судьбу полковника Джона Смита разделил и майор Подолец. Но если разведчика Коваля спас его незнакомый коллега, то разведчика Бахмутенко спасли его земляки — канадские украинцы. Они его на частном самолете тайно переправили в Арктику, а оттуда на Шпицберген, в шахтерский поселок Пирамида — там он уже был среди своих.

Канадское правительство потребовало выдать им майора Подольца как гражданина Канады, но в Пирамиде своего человека было где спрятать. Под видом матроса-такелажника полковник Бахмутенко плыл на углевозе «Рыбинск» к берегам Мурмана. За провал операции по перехвату русского разведчика шеф ЦРУ сделал внушение своему агенту — члену политбюро, лишил его гонорара.

Так майор Подолец снова стал полковником Бахмутенко, а члену политбюро, агенту влияния, было доложено, что советский разведчик, известный под фамилией Подолец, погиб в авиакатастрофе.

Воскресший из мертвых полковник жил в Москве, на Таганке, в старом, еще довоенной постройки доме, окна которого выходили в тенистый дворик еврейского театра.

На звонок вышел плечистый блондин с голубыми глазами. В смуглых чертах его лица угадывалась бахмутенковская порода.

— Вам кого?

— Я к вашему отцу, Алексею Ярославовичу.

— Его сейчас нет дома. А кто его спрашивает?

— Его товарищ Иван Григорьевич Коваль.

— Куда вам позвонить?

— Никуда. Я только что с поезда.

— До вечера отец будет на работе.

Не удалось узнать главного: как друг себя чувствует? Уже тогда, в Америке, врачи обнаружили у него рак легких. Но коль друг не в госпитале, значит, еще держится.

Иван Григорьевич вышел на улицу, многолюдную и шумную. Поражало множество магазинов и магазинчиков. Россия, как никогда раньше, горячечно торговала мелочовкой. Но если сравнивать Москву с Прикордонным, то некогда секретный город сегодня по торговой части отличался разительно. В Прикордонном открыто торговали патронами, притом всевозможных калибров. Там в любой подворотне можно купить мину дистанционного управления. Эти мины пользуются большим спросом у киевских челноков. Те не столько применяют сами, сколько перепродают в Одессу, а одесситы отправляют родственникам в Израиль. В Израиле этот ходовой товар выгодно сбывается палестинцам.

Москва, судя по ассортименту товаров, до открытой торговли оружием пока еще не созрела. И еще, что разительно бросилось в глаза, это — городской транспорт. В Москве транспорт работал почти как в Америке. В Прикордонном, например, уже давно забыли, когда ходили троллейбусы: провода сняли, потому что медные, и продали эстонским челнокам, вагоны приспособили под ларьки.

Иван Григорьевич был при деньгах, поэтому не рискнул останавливаться в гостинице (он уже мыслил категориями Прикордонного): чаще всего воровали в гостиницах. Он купил жетон, чтоб позвонить ветерану, с которым ехал в поезде, как вдруг его внимание привлек скандальный разговор у одного из уличных лотков, где были выложены ящики с бананами. Женский голос гудел на угрожающей ноте:

— А вам-то не все равно? Пока еще никто не сдох.

Слова адресовались пожилому мужчине в синей хлопчатобумажной куртке. Лицо мужчины показалось знакомым. Смущали усы. Никак Бахмутенто? Но Бахмутенко никогда усов не носил. И все же это был он, полковник Бахмутенко. Только почему он скандалил с торговкой? Золотое правило разведчика гласит: нигде, никогда, ни в какие скандалы не встревать. Алексей Ярославович отличался изящными манерами, особенно в общении с женщинами. «Ему бы в театре играть положительные роли», — отзывались о нем товарищи.

Молодая круглолицая торговка сыпала матерными словами с пафосом, как декламировала стихи. Бахмутенко обзывал торговку «дрянью» и требовал, чтобы она со своими бананами убиралась прочь.

— Ты думаешь, как шляпу нацепил, так уже и власть? — не унималась торговка. — Я своей… не пожалею, но тебя проучу.

— Проучишь… А детям-то неведомо, с чем по соседству лежал твой товар.

— Не твоя забота — не твои дети.

Торговка слова бросала с вызовом, не сомневалась, что проучит.

— Ярославич?

— Григорович!

Друзья обнялись. Торговка расплылась в улыбке.

— Забери его, папаша. А то он от волнения скоро копыта отбросит. — И уже к покупателям во всю глотку: — Бананы бразильские! Свежая партия!

Отойдя от торговки, Иван Григорьевич укоризненно покачал головой:

— Не узнаю тебя, Ярославич.

— Узнаешь… Черт меня дернул устроиться в префектуру санитарным врачом.

— Врачом? Ты же профессор, специалист по Востоку. В Москве столько гуманитарных академий!

— Не берут, Григорович, как узнают, что я работал в советской разведке, открещиваются, как от нечистой силы. При этом кивают на Сороса, дескать, он не разрешает. Но, видимо, врут. Это бывший член политбюро,